ЦЕЛИННЫЙ ХАРАКТЕР
Умиров Ерген
Машинист экскаватора производственного объединения «Каратау», Герой Социалистического Труда
У истоков урожая
Пересменка заканчивалась, когда к экскаватору подъехал секретарь парткома рудника «Аксай» Леонид Андреевич Дяконенко.
— Привез две замечательные новости, которые вас очень обрадуют,— объявил он.— Первая всесоюзного, даже международного значения: хлеборобы республики снова сдали государству более миллиарда пудов зерна. Это уже шестой по счету миллиардный каравай, который дает государству казахстанская целина! А другая приятная весть местного, так сказать, масштаба, хотя звучит для всех нас ничуть не хуже. В плановом отделе мне сообщили, что экипаж вашего экскаватора номер двадцать завершил выполнение трехлетнего задания. Более чем на три месяца раньше срока! От души поздравляю вас, товарищи!
Экскаваторщики заулыбались, заговорили наперебой:
— Что там цветы! В честь такого совпадения неплохо бы и кое-чего посущественней...
— В следующий раз учту,— поддержал шутку парторг.— Надеюсь, все не раз повторится—и рекордные урожаи, и ваши успехи. Отметить их сумеем, было бы что отмечать!
Все засмеялись. И вдруг помощник машиниста Елеукен Койшибаев сказал:
— И все-таки нельзя, по-моему, ставить эти события рядом. Наш успех—как маленький камешек. А миллиард—огромная гора. Как тут сравнивать?
— Не согласен,— возразил Дяконенко.—Горы тоже из песчинок складываются. А к хлебному миллиарду причастны не только те, кто растил и убирал урожай. Комбайнер, к примеру, выходит в поле не с голыми руками,—значит, никак не сбросить со счета тех, кто изготавливал его машину, плавил для нее металл, добывал руду. А мы разве в стороне стоим,—наоборот, имеем самое прямое отношение к сельскому хозяйству. Все, конечно, слышали, что фосфорные удобрения заметно повышают урожайность. Так что с полным основанием можно сказать, что мы работаем рука об руку с земледельцами. Верно я говорю, Ерген? Бригадир Ерген Умиров— невысокий, крепкого сложения человек с моложавым смуглым лицом— согласно кивнул.
— Все правильно. Я лично всегда считал и считаю себя первоцелинником. В одно время начинали. Они там ковыли распахивали, а мы здесь свою целину поднимали. Фосфорную.
Он привычно взялся за перила лесенки, ведущей в кабину экскаватора, шагнул на ступеньки.
— Все, кончаем митинг. Победы не словами надо отмечать—делом. Думаю, кубов сто сверх задания должен -сегодня дать. А если самосвалы пойдут без задержки, то и побольше...
Разговор этот припомнился парторгу позднее, когда он прочел в книге воспоминаний Леонида Ильича Брежнева «Целина» такие строки: «Само понятие «целина» утратило... свое чисто земледельческое значение, оно стало термином общественным, ибо за ним стояли высокая гражданственность и глубокий советский патриотизм. Целинник— фигура историческая, определившая собой героическое время. Этим словом обозначен особый характер, обусловленный потребностью времени». Перед глазами Дяконенко сразу возникло сосредоточенное, целеустремленное лицо Умирова. Действительно, его по праву можно назвать целинником—за верность раз и навсегда избранной профессии, за стремление быть в своем деле первым. И пусть не довелось Ергену встречать рассветы среди золотых волн бескрайних разливов пшеницы, принимать в натруженные ладони первые литые зерна выращенного урожая—все равно и в кабине своего экскаватора остается он тружеником великой армии преобразователей земли.
Производственное объединение «Каратау», в состав которого входит Аксайский рудник, добывает фосфориты—сырье для производства ценнейших минеральных удобрений. В классической триаде «витаминов земли» — азот, калий, фосфор наиболее важная роль принадлежит последнему элементу—фосфорным удобрениям, особенно необходимым для почв целинного края Казахской ССР. Многочисленными опытами доказано, что эти удобрения повышают урожайность хлопчатника на 20—30 процентов, сахарной свеклы—на 35—40, а иногда и на 70 процентов, пшеницы—на 7—11 процентов, овощей—до 40 процентов. В масштабах Казахстана только прибавка зерна за счет минеральной подкормки может составить сотни тысяч тонн в год. Вот почему дальнейшая интенсификация сельского хозяйства невозможна без одновременного развития производства в первую очередь фосфорных удобрений.
Месторождения природных фосфатов встречаются очень редко, и расположены они, как правило, в отдаленных, глухих местах. Долгое время единственной богатой кладовой фосфатного сырья в нашей стране считались хибинские апатиты Кольского полуострова. Там был создан крупный промышленный комплекс для производства удобрений. В середине тридцатых годов советские геологи открыли в Казахстане новые уникальные залежи фосфоритов – Каратауский бассейн.
Каратау, что означает Черные горы... Трудно сказать, почему получили такое название невысокие отроги Тянь-Шаня, выжженные до красноты солнцем и иссеченные ураганными ветрами. Возможно, за неуютность, неприветливость здешних мест, где вода и деревья в редкость. Не могли же древние кочевники знать, что под безжизненными скалами на десятки километров тянутся мощные черно-серые пласты— «камни плодородия».
В бассейне Каратау разведано 47 месторождений фосфоритов с запасами более чем в полтора миллиарда тонн, и эти руды значительно богаче апатитов Кольского полуострова. Именно за счет казахстанских подземных кладовых предстоит обеспечить сельское хозяйство ускоренным наращиванием мощностей по выпуску минеральных удобрений, намеченным XXV съездом КПСС.
«Фосфорная целина»—в это понятие вкладывают тот же смысл, что и в освоение новых земель на севере республики. Общего тут много: в том и другом случае начинать приходилось практически с нуля. И пожалуй, каратауским «первоцелинникам» было даже потруднее—что ни говори, за плечами земледельцев все же был многовековой опыт, а фосфорное производство родилось совсем недавно. И до сих пор оно во многом еще экспериментальное. Трудности заключались и в том, что залежи фосфоритов были обнаружены в совершенно необжитых местах, среди бесплодных гор и полупустынь. Сооружение рудников и заводов приходилось начинать с самого элементарного—с прокладки дорог, линий электропередач, водоводов,— короче говоря, всего того, что просто необходимо для производственной деятельности и нормальной оседлой жизни многих сотен людей. Первые тонны руды на горно-химическом комбинате «Каратау» были добыты в декабре 1946 года. Эта дата считается моментом официального рождения предприятия. К торжественному событию завершено было строительство 90-километровой железной дороги, электростанции, дробильно-размольного цеха, жилого поселка...
А все это создавалось в труднейшее военное время, когда на вес золота были каждые рабочие руки, каждый грамм металла. И несмотря на то что фронт сосредоточивал на себе все народное напряжение, партия и правительство сочли необходимым направить на эту мирного назначения стройку немалые силы и средства. Так много значила новая отрасль для восстановления народного хозяйства страны.
Самой острой проблемой молодого региона стала кадровая. Откликаясь на призывы, многие приезжали на джамбульские стройки химии, но большинство вскоре поворачивало обратно. Суровый климат, бедная природа, житейская неустроенность—все это быстро разочаровывало, и никакими заработками нельзя было удержать здесь специалистов. Вывод был один: руководители рудника решили готовить рабочих основных профессий на месте, преимущественно из коренного населения, которому были привычны здешние условия. Время показало, что такой путь оказался наиболее верным. Дети кочевников, вчерашние чабаны, свекловоды и хлопкоробы. садились за рычаги управления могучих машин, превращались из сельских жителей в горняков и химиков. Среди тех, кто одним из первых уверенно выбрал дорогу в рабочий класс, был демобилизованный фронтовик Ерген Умиров.
Место солдата—в строю
В отчетах геологоразведочных экспедиций, открывших и изучавших в тридцатые годы Каратауский фосфоритоносный бассейн, неоднократно упоминаются крошечная речка Тамды и расположенный на ее берегу небольшой аул, носящий то же имя. Селение это находится всего в нескольких километрах от одного из крупных месторождений, и здесь частенько разбивали свои палатки геологи. Местные жители снабжали их мясом, овечьим молоком—делились чем могли. А кое-кто из мужчин даже устраивался в экспедицию сезонным рабочим.
Среди босоногих ребятишек, прибегавших из аула посмотреть на диковинных русских, занятых непонятным делом (взрослые люди собирают простые камни—смешно!), был и маленький Ерген. Рос он без отца. Тот умер от голода в тяжелом 1933 году, когда Казахстан жестоко пострадал от небывалой засухи, неурожая и бескормицы. Навсегда врезалось в память мальчика то страшное время—пересохшие речки, мертвые выжженные поля, жалобные причитания матери... В детской душе возникало глухое чувство обиды: почему это природа такая злая, не хочет отвечать добром на добро? Ведь и отец, и все односельчане трудились не покладая рук, и все понапрасну. Ерген мечтал о том, как он станет взрослым и непременно сделает так, чтобы у всех людей всегда было вдоволь вкусной и сытной еды, чтобы никому не приходилось задумываться, чем накормить семью. Ему представлялись бескрайние цветущие нивы, гнущиеся к земле тяжелые бронзовые колосья... «В хлебе— сила человека»,—любила повторять мать слова народной мудрости, и он согласно кивал. Мог ли он тогда догадаться, что бородатые чудаки, собирающие в окрестных горах черные камни, озабочены теми же самыми мыслями, что и он?
Окончив в сороковом году семилетку, Ерген начал работать в родном колхозе. О дальнейшей учебе даже не мечтал: для матери он был единственной опорой, и выбора не оставалось. Впрочем, большинство его ровесников, дети аула, с младенчества впитавшие чувство верности земле предков, собирались жить так, как жили отцы и деды,—пасти скот, выращивать хлопчатник и сахарную свеклу. Почти никого из них не манили неведомые дали.
Грозной и сокрушительной силой вошла в их неторопливые будни война. Один за другим уходили мужчины из аула Тамды на фронт. В 1944 году подошел черед и Ергену, которому исполнилось восемнадцать. Горько заплакала старая Каршыга, когда сын получил из военкомата повестку. Больше всего страшили ее даже не фронтовые смертельные опасности. Не представляла она, как это Ерген сумеет нести солдатскую службу—ведь он, выросший в казахском ауле, почти не знает русского языка, и не с кем будет ему поделиться горем и радостью. Да и самого Ергена тоже угнетала эта мысль. В душевном смятении и растерянности покидал Ерген не очень-то к нему ласковый, но все же отчий дом.
Ему повезло. В запасном полку, куда его сразу направили, познакомился с Бекболом Ташкараевым, киргизом. Языки двух соседних народов очень схожи, и друг друга они понимали без труда. К тому же у Бекбола за плечами был фронтовой опыт, он успел многое повидать в жизни и стал для Ергена другом и наставником. Да и русские ребята отнеслись к казахскому парнишке очень приветливо—все недавние страхи как рукой сняло. Два с половиной месяца армейской учебы дали Умирову, пожалуй, больше, чем годы его прежней жизни. И когда часть направилась на фронт, чувствовал себя молодой солдат уже вполне уверенно. Был убежден: воевать сумеет ничуть не хуже, чем другие.
Да, воевал Ерген, как все. Ему не пришлось, к счастью, испытать горечь отступления, о котором рассказывали новобранцам бывалые солдаты. Война шла к победному концу, и первое свое боевое крещение Умиров принял во время большой наступательной операции на вражеской территории. В составе танкового десанта он принимал участие во многих боях. В короткие часы передышек внимательно присматривался смуглолицый паренек к могучим, всесокрушающим боевым машинам, дотошно расспрашивал танкистов об их устройстве. Среди механиков внимание к машинам всегда ценится, и они. охотно отвечали на бесконечные, порой наивные вопросы Ергена Умирова. А в конце концов даже доверяли ему выполнить ту или иную несложную ремонтную операцию.
— Нравится мне техника,— признавался Умиров.—Очень хотел бы выучиться на танкиста!
— Сейчас о мирной жизни думать надо,— возражали ему.— Не сегодня-завтра в Берлин войдем, свернем Гитлеру шею, а там и по домам.
— С танка всегда можно пересесть на трактор,—не сдавался Ерген.— Так что я тоже вперед заглядываю... Но случилось так, что День Победы он встретил в госпитале. Первого мая неподалеку от Берлина его ранило—вражеская пуля ужалила в ногу. Лечился в польском городе Лодзи, а после выздоровления вернулся в свою часть, которая оставалась в Германии.
И мечта Ергена осуществилась—он стал танкистом. Окончил специальную школу, был назначен командиром орудия. Многие советовали ему остаться на сверхсрочную службу— воинское начальство одобряло его дисциплинированность, упорство, любовь к технике. Но Ергена манили назад родные края. Во сне и наяву виделись бурые скалы Каратау, юрты посреди степи, отары овец и табуны лошадей—с детства знакомый пейзаж. Но себя он представлял непременно лишь в окружении мощных машин, шум которых разбудит сонную и суровую землю, и она преобразится, станет небывало щедрой и красивой. Он побывал дома в отпуске (получил его за отличную стрельбу) и женился на девушке, с которой дружил еще до призыва в армию. Шолпан ждала его в ауле, и в каждом письме спрашивала: когда он приедет домой? Ерген отвечал: скоро.
Наконец настал долгожданный день увольнения в запас. Вернувшись в свой аул, Умиров не раздумывал и дня: все было давно взвешено и решено. Неподалеку сооружался большой рудник, требовались рабочие-механизаторы, и демобилизованного воина встретили там с распростертыми объятиями. Он выбрал себе работу по душе—стал осваивать профессию машиниста экскаватора. Когда Ерген впервые взялся за рукоятки командоконтроллеров старенького «Воронежца», сердце забилось гулко и торжественно, и он подумал: «Это—на всю жизнь».
Время показало, что первое чувство не обмануло.
Всего одна строка
— Моя рабочая биография умещается в одной строке. В январе пятьдесят первого принят на рудник помощником машиниста экскаватора, в июле следующего года стал машинистом. Работаю на этой должности по сей день. Все! Никаких событий. Ни происшествий, ни героических поступков—самые рядовые будни. Кому это может быть интересно?
Лицо Ергена Умирова непроницаемо серьезно, и лишь в глубине щелочек глаз еле уловимые огоньки. Конечно же, он хорошо понимает, что двадцать восемь лет рабочей жизни не вместить в одну - две фразы, и рассказывать ему есть о чем. Но в то же время он прав: внешних эффектов, ярких эпизодов в повседневных его делах не сыскать. Хотя ни один рабочий день не похож на другой, выделить из них какой-то особенный трудно. Бывают, разумеется, производственные конфликты, мелкие аварии—только о них лучше не вспоминать, как о ссорах или болезнях. И если вести разговор, то о другом. Точнее, о других...
Он, не скупясь на слова, рассказывает про экскаваторщиков Владимира Нусса, с которым он соревнуется, своего помощника Ахметсалима Нугыманова, Демухана Бектлеуова, которого обучал когда-то, вспоминает многих водителей большегрузных самосвалов, бурильщиков, взрывников—всех тех, с кем приходится общаться ежедневно, чьи добросовестность и старание непосредственно влияют и на его показатели.
Было время, когда нерадивость одной бригады на нет сводила усилия другой, возникали конфликты, обиды. И тогда Ерген Умиров, бригадир буровиков Муни Магомадов и бригадир взрывников Болсыбек Кольжанов выступили с инициативой — начать соревнование смежников под девизом: «Качественное бурение - качественный взрыв—ударные темпы экскавации». Это движение, родившееся в начале десятой пятилетки, было широко подхвачено в коллективе. Массовое распространение почина Умирова, Магомадова и Кольжанова помогло досрочно выполнить план и обязательства, принятые коллективом на три года пятилетки. Дополнительно к трехлетнему заданию было выработано более 184 тысяч тонн товарной руды! Рассказывая о трудовых успехах спи. их товарищей, Умиров особенно отмечает такое обстоятельство: большинство передовиков производств! на руднике—ветераны предприятия. Это не случайно. Лишь многолетний опыт, по крупицам накопленное мастерство помогают идти в первых рядах. Горняцкое дело непростое, с налету им не овладеешь, и никакой энтузиазм не поможет, если не набрал багажа умения и знаний. — Поэтому больше всего я ценю в людях верность,—говорит Ерген.— Верность любимому делу, друзьям, семье. Не понимаю тех, кто без конца скачет с места на место, ищет что-то и найти не может. Такие оправдываются: романтика, мол, влечет. А по-моему, это просто легкомыслие, внутренняя разболтанность. Человек—не перекати-поле, он должен корнями уходить в землю. Тогда и сила наберется, и все таланты раскроются.
Возможно, некоторым покажется странным, что так рассуждает потомок вчерашних кочевников. Однако кочевой образ жизни, который веками вел казахский народ, продиктован вовсе не охотой к перемене мест, а суровыми природными условиями, необходимостью постоянно перегонять стада по маловодным степям с редкой растительностью.
В характере Ергена отчетливо сказались лучшие черты его народа. От родной земли взял он неиссякаемое трудолюбие, неспешную осмотрительность, выдержку, умение преодолевать любые трудности. Те качества, которые особенно помогают ему в каждодневной работе.
На первый взгляд труд экскаваторщика не столь уж сложный: черпай отбитую взрывом руду или породу да наполняй кузова самосвалов. Была бы сноровка! Однако это далеко не так.
Одни и те же рабочие операции можно выполнять по-разному: поочередно или совмещая их. Если, например, вести подъем ковша одновременно с поворотом машины, время сокращается на 6—10 секунд. Вроде бы пустяк. Но за смену экономия этого времени складывается в десятки и сотни кубометров сверхплановой руды! Много значит и умение машиниста развернуть гусеницы под наилучшим углом, выбрать расстояние до забоя... У миров давно овладел всеми этими и другими «хитростями», и наиболее эффективный режим он выбирает почти не задумываясь, подсознательно, как тренированный спортсмен не размышляет над движениями своего тела.
Ерген обладает поразительной способностью «чувствовать» свою машину, знать почти наверняка, когда может отказать та или иная деталь, механизм. По неуловимым признакам определяет он степень износа частей своего агрегата, и составленные им дефектные ведомости на ремонт отличаются скрупулезной точностью. Вот почему внеплановые остановки «двадцатки» случаются крайне редко, а если и бывают, то устраняются очень скоро.
— Недавно остановился у меня экскаватор,—вспоминает напарник Умирова машинист Виктор Гирш.— Часа два возился, а все без толку. Знаю, что поломка в электрической части, но найти ничего не могу. Приходит на смену У миров. Рассказал ему о беде, а он сразу: «Сгорело такое-то сопротивление». Проверили—точно. Даже досада меня взяла на себя: я столько времени потерял, а он в считанные секунды разобрался. А Ерген спокойно так объясняет:
если, мол, в следующий раз случится подобное, действовать надо вот каким образом... Короче говоря, разжевал мне все до тонкостей. Зато теперь этот урок не забуду.
Но отлично знать машину и виртуозно владеть ею—еще не все. Чтобы добывать фосфорную руду, нужно уметь безошибочно отличать ее от пустой породы, которая внешне выглядит почти так же. Дело в том, что каратауские фосфориты залегают весьма своеобразно: миллионы лет назад чудовищные катаклизмы вздыбили дно древнего моря и осадочные слои встали почти вертикально. Аксайское месторождение представляет собой, по сути дела, один громадный пласт длиной более семи километров и шириной всего от 12 до 25 метров, круто уходящий с поверхности в глубину. Разрабатывать приходится узенький поясок, основные силы тратя на то, чтобы выбрать и удалить пустую породу. Пока экскаватор далеко от рудного тела, можно особенно не беспокоиться. Но при добыче необходимо все время быть начеку—малейшая невнимательность машиниста, и в кузов самосвала вместе с фосфоритами попадет бросовый камень. А требования к товарной руде жесткие, в ней должно содержаться не менее 21,5 процента фосфорного ангидрида. Выдержать этот показатель непросто. Кроме того, вплотную с богатой рудой расположены так называемые кремниевые пачки—примеси, в которых содержится 8—14 процентов пятиокиси фосфора. Выбрасывать в отвалы их нельзя, поскольку со временем они тоже пойдут ни обогащение и переработку. А пока «пачки» направляют на склады забалансовых руд. Отбор, разумеется, тоже зависит от точности взгляда экскаваторщика...
Ерген Умиров хорошо понимает: его личные опыт и отточенное мастерство стоят немного, пока принадлежат только ему одному. Труд добытчиков фосфоритов — коллективный, и его результаты тем выше, чем слаженней, ритмичней действует весь производственный механизм, Взаимная доброжелательность, забота о молодежи, неиссякаемый оптимизм—эти черты нравственного, психологического климата бригады—основная причина того, что коллектив уверенно держит первенство в соревновании.
Достижения бригады, а также рудника «Аксай» и комбината в целом тесно связаны с техническим прогрессом, внедрением новых технологических процессов, все более совершенных и производительных машин. За последние годы полностью обновился парк основного оборудования—на смену полутора- и трехкубовым экскаваторам пришли мощные ЭКГ с емкостью ковша в 4,6 кубометра, перевозки руды и породы осуществляются 27и 40-тонными самосвалами, освоены станки шарошечного бурения. Планы внедрения новой техники знает каждый рабочий, и постоянный общественный контроль за их исполнением хорошо помогает делу.
И Ерген Умиров активно участвует в работе комиссии по проверке технического состояния горного оборудования.
— Двадцать восемь лет стажа—вот и весь мой секрет. Привык так работать, опыт—лучший помощник в каждом деле. И Ерген широко улыбается.
Когда окончена смена
Каратау—молодой город горняков, который вырос на месте крошечного поселка и насчитывает всего семнадцать лет от роду. Каратау выглядит вполне по-современному, считается одним из самых благоустроенных в области. Утопающие в зелени кварталы многоэтажных домов, дворец культуры, фонтаны и скверы—так выглядит сегодня этот центр большой химии Казахстана.
Карьер, где круглосуточно работает экскаватор Умирова — гигантский слегка изогнутый каньон стометровой глубины, пятью уступами уходящий вниз,—расположен в тридцати километрах от города. Неблизкий путь, который приходится проделывать ежедневно, давно стал привычным. К тому же расстояние незаметно, когда ездишь на работу вместе с друзьями. В автобусе не смолкают разговоры, шутки, смех—это своего рода клуб на колесах, где можно обменяться новостями, поделиться мыслями, даже решить на ходу какой-нибудь производственный вопрос.
— Николай Константинович,— обращается Умиров к механику участка Алешину,—нам надо бы заменить сетевой двигатель.
— Не могу,—отвечает тот.—Ни одного нет на складе.
— Если нет, нужно срочно завезти.
— Но этот двигатель-то работает...
— Пока работает. Однако чувствую:
плохо тянет.
— Ничего, протянет как-нибудь до планового ремонта. А тем временем другой отыщем. Не волнуйся, все обойдется!
(Не обойдется. Через три дня двигатель сгорел, и рабочая смена была потеряна. Механик, растерянно разводя руками, сказал: «Это надо же— прямо-таки шестое чувство у Ергена, насквозь свою машину видит...») А молодежь в автобусе обсуждает предстоящее новоселье. Экскаваторщик Михаил Горобец, долгое время живший в общежитии, получил квартиру. Не так давно он женился м и друзья теперь подшучивают и ним, прикидывая, насколько должна вырасти молодая семья.
— Задача тебе, Миша, четкая: равняться на Ергена. Догнать и перегнать! Справишься?
— Тяжело будет,—смеется Горобец.—Разве за ним угонишься? Он же не только на работе в передовиках ходит...
- Умиров улыбается. Да пусть себе шутят. Действительно, семья у нег немалая: шестеро детей—два сына Ц четыре дочери. К ним надо прибавить еще двоих внуков, да и третий вот-вот появится. Правда, рабочую эстафету от него никто из них пока не принял—старший сын закончил университет, стал юристом, одна дочь работает на стройке, другая учится в пединституте. Но трое еще школьники, и вполне возможно, что самый младший, Алимхан, который ходит в шестой класс, выберет для себя отцовскую профессию—кто знает? Впрочем, наследников и без того у Ергена немало: за годы своей работы он подготовил десятки экскаваторщиков.
Кстати сказать, квартиру Горобцу выхлопотал депутат горсовета Ерген Умиров. Как и для многих других. Сам Ерген. много лет прожил в тесноте и неудобстве. Он хорошо понимает необходимость благоустроенной квартиры. И когда товарищи обращаются к нему за помощью, охотно берет на себя хлопоты.
Около поселка Коктал Умиров попросил шофера остановиться. Попутчики не удивляются, он частенько выходит здесь, хотя до города еще далеко. Ничего, что ждет дома семья, что тело налито тяжелой усталостью,— проехать мимо поселка, где живут его избиратели, Ерген не может. Накануне отсюда поступила жалоба: в местный магазин нерегулярно завозят продукты, молоко нередко доставляют прокисшим, случаются перебои с подачей электроэнергии. Надо разобраться в причинах неполадок, а потом передать свои предложения в горсовет, как их устранить...
Уже поздним вечером Умиров вернулся на шоссе, чтобы добраться домой на попутной машине. Первый же самосвал затормозил издалека — Ергена все узнают сразу. Покачиваясь на упругом сиденье, он размышляет о ближайших своих планах. Неделя предстоит хлопотливая: поездка на Новоджамбульский фосфорный завод—новое, недавно вступившее в строй предприятие; затем сессия городского Совета, на которой, возможно, придется выступить: жалоба-то коктальцев подтвердилась полностью и надо кое-кого крепко взять в оборот. И, кроме того, пора начинать сборы в дальнюю дорогу. Пришло извещение, что скоро состоится пленум Центрального Комитета профсоюза рабочих химической и нефтехимической промышленности, в состав которого он входит. Поездки не особенно радуют, потому что невольно придется оторваться от работы и потом наверстывать упущенное. Тут никаких скидок для себя Ерген не допускает. Но пока есть силы, он будет продолжать дело, которому посвятил свою жизнь.